Обыкновенно самым последним спускался с сопок старый гольд Тун-ло, но в этом году он уже вернулся, а Марьи еще не было. Поправившись, Жм..
В обмен на свою жизнь Стела согласился"запеть". Это была самая прекрасная музыка, которую ди Сильва когда-либослышал, песня, к..
Собака залаетсдуру и замолкнет -- мороз. Люди -- по домам, в тепле. Разговаривают, обедналаживают, обсуждают ближних... Есть -- выпивают, но и там веселого мало...
Вырисовывался
герой, Николас, тип если не современника вообще, то человека моего
происхождения и среды. В фамилии, которую я ему придумал, есть скрытый
каламбур. Ребенком я выговаривал буквы th как "ф", и Эрфе на самом деле
означает Earth, Земля - словечко, возникшее задолго до напрашивающейся
ассоциации с Оноре д'Юрфе и его "Астреей".
Сказанное, надеюсь, снимает с меня обязанность толковать "смысл" книги.
Роман, даже доходчивее и увлекательнее написанный, не кроссворд с
единственно возможным набором правильных ответов - образ, который я тщетно
пытаюсь ("Уважаемый мистер Фаулз! Объясните, пожалуйста, что означает...")
вытравить из голов нынешних интерпретаторов. "Смысла" в "Волхве" не больше,
чем в кляксах Роршаха, какими пользуются психологи. Его идея - это отклик,
который он будит в читателе, а заданных заранее "верных" реакций, насколько
я знаю, не бывает.
Добавлю, что, работая над вторым вариантом, я не стремился учесть
справедливые замечания об излишествах, переусложненности, надуманности и
т.п., высказанные маститыми обозревателями по поводу варианта первого.
Теперь я знаю, читателей какого возраста привлекает роман в первую очередь,
и пусть он остается чем был - романом о юности, написанным рукою
великовозрастного юнца. Оправданием мне служит тот факт, что художник должен
свободно выражать собственный опыт во всей его полноте. Остальные вольны
пересматривать и хоронить свое личное прошлое. Мы - нет, какая-то часть
нашей души пребудет юной до смертного часа... зрелость наследует простодушие
молодости. В самом откровенном из новейших романов о романистах, в
последнем, горячечном творении Томаса Харди "Возлюбленная", немолчно звучит
жалоба на то, что молодое "я" повелевает вроде бы "зрелым", пожилым
художником. Можно скинуть с себя это иго, как сделал сам Харди; но
поплатишься способностью писать романы. И "Волхв" есть поспешное, хоть и не
вполне осознанное, празднество возложения ярма.
Если и искать связную философию в этом - скорее ирландском, нежели
греческом - рагу из гипотез о сути человеческого существования, то искать в
отвергнутом заглавии, о котором я иногда жалею: "Игра в бога". Я хотел,
чтобы мой Кончис продемонстрировал набор личин, воплощающих представления о
боге - от мистического до научно-популярного; набор ложных понятий о том,
чего на самом деле нет, - об абсолютном знании и абсолютном могуществе.
Разрушение подобных миражей я до сих пор считаю первой задачей гуманиста;
хотел бы я, чтобы некий сверх-Кончис пропустил арабов и израильтян,
ольстерских католиков и протестантов через эвристическую мясорубку, в какой
побывал Николас.
Я не оправдываю поведение Кончиса во время казни, но признаю важность
вставшей перед ним дилеммы.
.....
Мистерию-буфф.
Должен сказать два слова я:
это
вещь новая.
Чтобы выше головы прыгнуть,
надо чтоб кто-нибудь помог.
Перед новой пьесой
необходим пролог.
Во-первых,
почему
весь театр разворочен?
Благонамеренных людей
это возмутит очень.
Вы для чего ходите на спектакли?
Для того, чтобы удовольствие получить -
не так ли?
А велико ли удовольствие смотреть,
если удовольствие только на сцене;
сцена-то -
всего одна треть.
Значит,
в интересном спектакле,
если все застроишь,
то и удовольствие твое увеличится втрое ж,
а если
спектакль неинтересный,
то не стоит смотреть
и на одну треть.
Для других театров
представлять не важно:
для них
сцена -
замочная скважина.
Сиди, мол, смирно,
прямо или наискосочек
и смотри чужой жизни кусочек.
Смотришь и видишь -
гнусят на диване
тети Мани
да дяди Вани.
А нас не интересуют
ни дяди, ни тети,-
теть и дядь и дома найдете.
Мы тоже покажем настоящую жизнь,
но она
в зрелище необычайнейшее театром превращена.
Суть первого действия такая:
земля протекает.
Потом - топот.
Все бегут от революционного потопа.
Семь пар нечистых
и чистых семь пар,
то есть
четырнадцать бедняков-пролетариев
и четырнадцать буржуев-бар,
а меж ними,
с парой заплаканных щечек -
меньшевичочек.
Полюс захлестывает.
Рушится последнее убежище.
И все начинают строить
даже не ковчег,
а ковчежище.
Во втором действии
в ковчеге путешествует публика:
тут тебе и самодержавие,
и демократическая республика,
и наконец
за борт,
под меньшевистский вой,
чистых сбросили вниз головой.
В третьем действии показано,
что рабочим
ничего бояться не надо,
даже чертей посреди ада.
В четвертом -
смейтесь гуще! -
показываются райские кущи.
В пятом действии разруха,
разинув необъятный рот,
крушит и жрет...
