а к немецкому другу" именно под этим углом зрения, то есть как документальный рассказ о борьбе против насилия, признает, что сегодня я с полным правом мо..
- Я завтра не могу, - сказал я. - А я послезавтра, - отозвался Мезенцов. - Господи, какие скучные! - воскликнула Инна...
-- Поняли? Или оставьте принесенное, или забирайте его с собой.Вы пьяны, Лекер, а когда вы пьяны, вы теряете голову. -- Может быть!..
Однако на взгляд человека, не обремененного высокими налогами, но зато
более любознательного, Кобб, несомненно, самое красивое береговое укрепление
на юге Англии. И не только потому, что он, как пишут путеводители, овеян
дыханием семи веков английской истории, что отсюда вышли в море корабли
навстречу Армаде, что возле него высадился на берег Монмут... а в конце
концов просто потому, что это великолепное произведение народного искусства.
Примитивный и вместе с тем замысловатый, слоноподобный, но изящный, он,
как скульптура Генри Мура или Микеланджело, поражает легкостью плавных форм
и объемов; это промытая и просоленная морем каменная громада - словом, если
можно так выразиться, масса в чистом виде. Я преувеличиваю? Возможно, но
меня легко проверить - ведь с того года, о котором я пишу, Кобб почти не
изменился, а вот город Лайм изменился, и если сегодня смотреть на него с
мола, проверка ничего вам не даст.
Но если бы вы повернулись к северу и посмотрели на берег в 1867 году,
как это сделал молодой человек, который в тот день прогуливался здесь со
своею дамой, вашему взору открылась бы на редкость гармоничная картина. Там,
где Кобб возвращается обратно к берегу, притулилось десятка два живописных
домиков и маленькая верфь, в которой стоял на стапелях похожий на ковчег
остов люггера. В полумиле к востоку, на фоне поросших травою склонов,
виднелись тростниковые и шиферные крыши самого Лайма, города, который
пережил свой расцвет в средние века и с тех пор постоянно клонился к упадку.
В сторону запада, над усыпанным галькой берегом, откуда Монмут пустился в
свою идиотскую авантюру, круто вздымались мрачные серые скалы, известные в
округе под названием Вэрские утесы. Выше и дальше, скрытые густым лесом,
уступами громоздились все новые и новые скалы. Именно отсюда Кобб всего
более производит впечатление последней преграды на пути эрозии, разъедающей
западный берег. И это тоже можно проверить. Если не считать нескольких
жалких прибрежных лачуг, ныне, как и тогда, в той стороне не видно ни
единого строения.
Местный соглядатай (а таковой на самом деле существовал) мог поэтому
заключить, что упомянутые двое - люди не здешние, ценители красоты, и что
какой-то там пронизывающий ветер не помешает им полюбоваться Коббом. Правда,
наведя свою подзорную трубу поточнее, он мог бы заподозрить, что прогулка
вдвоем интересует их гораздо больше, чем архитектура приморских укреплений,
и уж наверняка обратил бы внимание на их изысканную наружность.
Молодая дама была одета по последней моде - ведь около 1867 года подул
и другой ветер: начался бунт против кринолинов и огромных шляп.
... Он был хорошо сложен, смугл,
недурен собой, если вам нравятся узкие лица с плотно сжатыми губами. Одет он
был в темноте, из нагрудного кармана кокетливо выглядывал белый платок.
Казался спокойным, но в то же время как бы напряженным. Я решил, что это от
горячего ветра. Я и сам себя так же чувствовал.
Вошедший взглянул на пьяницу. Тот играл в шашки пустыми стаканчиками.
Новый посетитель посмотрел на меня, потом на столики в открытых кабинках
напротив. Все они были пусты. Он прошел мимо пьяницы, который раскачивался и
бубнил что-то себе под нос, и обратился к парнишке:
- Не видал здесь леди, приятель? Высокая, симпатичная, каштановые
волосы, платье из синего шелкового крепа, сверху жакет из набивной ткани,
типа "фигаро". Соломенная шляпа с широкими полями и бархатной лентой.- У
него был натужный голос, который мне не понравился.
- Нет, сэр. Таких здесь не было,- сказал парнишка.
- Спасибо. Неразбавленный виски. И побыстрее.
Парнишка налил ему, человек заплатил, осушил стакан одним глотком и
пошел к выходу. Через три-четыре шага он остановился и оказался лицом к лицу
с пьяницей. Пьяница ухмыльнулся и тотчас извлек откуда-то пистолет - так
быстро, что тот мелькнул перед нами смазанным пятном. Держал он его крепко и
был на вид уже не пьянее меня. Высокий смуглый парень стоял не шевелясь,
потом чуть отшатнулся и снова замер.
По улице промчалась машина. Пистолет у пьяницы был автоматический,
двадцать второго калибра. Он жестко хлопнул пару раз, и из дула показался
дымок - совсем маленькое колечко.
- Пока, Уолдо,- сказал пьяница.
Потом он перевел пистолет на бармена и меня.
Смуглый парень падал целую неделю. Он зашатался, обхватил себя одной
рукой, взмахнул другой, снова зашатался. С него упала шляпа, а потом он
свалился ничком и застыл на полу, словно отлитый из бетона...
