Глаз
наблюдателя мог бы рассмотреть в подзорную трубу пурпурно-красную юбку,
почти вызывающе узкую и такую короткую, что из-под темно-зеленого пальто
выглядывали ножки в белых чулках и черных ботинках, которые деликатно
ступали по каменной кладке мола, а также дерзко торчавшую на подхваченной
сеткой прическе плоскую круглую шляпку, украшенную пучком перьев белой цапли
(шляпы такого фасона лаймские модницы рискнут надеть не раньше, чем через
год), тогда как рослый молодой человек был одет в безупречное серое пальто и
держал в руке цилиндр. Он решительно укоротил свои бакенбарды, ибо
законодатели английской мужской моды уже двумя годами раньше объявили
длинные бакенбарды несколько вульгарными, то есть смешными на взгляд
иностранца. Цвета одежды молодой дамы сегодня показались бы нам просто
кричащими, но в те дни весь мир еще захлебывался от восторга по поводу
изобретения анилиновых красителей. И в виде компенсации за предписанное ему
благонравие прекрасный пол требовал от красок не скромности, а яркости и
блеска.
Но больше всего озадачила бы наблюдателя третья фигура на дальнем конце
этого мрачного изогнутого мола. Фигура эта опиралась на торчащий кверху
ствол старинной пушки, который служил причальной тумбой. Она была в черном.
Ветер развевал ее одежду, но она стояла неподвижно и все смотрела и смотрела
в открытое море, напоминая скорее живой памятник погибшим в морской пучине,
некий мифический персонаж, нежели обязательную принадлежность ничтожной
провинциальной повседневности.
2
В том (1851) году в Англии на 8 155 000 женщин от десяти лет и старше
приходилось 7 600 000 мужчин такого же возраста. Из этого со всей
очевидностью следует, что, если, согласно общепринятому мнению, судьба
назначила викторианской девушке быть женою и матерью, мужчин никак не могло
бы хватить на всех.
Э. Ройстон Пайк.
Человеческие документы викторианского золотого века
Распущу на рассвете серебряный парус,
Понесет меня ветер по буйной волне,
А зазноба моя, что любить обещалась,
Пусть поплачет по мне, пусть поплачет по мне.
Английская народная песня
- Дорогая Тина, мы отдали дань Нептуну. Надеюсь, он нас простит, если
мы теперь повернемся к нему спиной.
- Вы не очень галантны.
- Как прикажете это понимать?
- Я думала, вы захотите, не нарушая приличий, воспользоваться
возможностью подольше подержать меня под руку.
- До чего же мы стали щепетильны.
... Трейс развернул газету, и Франсис остался один
со своими переживаниями. На остановке Шейди-Хилл он простился с Трейсом,
сел в свой подержанный "фольксваген" и поехал домой.
Дом стоял на участке Бленхоллоу и с виду напоминал коттеджи голландских
поселенцев колониальных времен. Он был просторнее, чем казалось на первый
взгляд. Общая комната была обширна и делилась на три части, как Галлия
["Записки о Галльской воине" Юлия Цезаря начинаются словами: "Вся Галлия
делятся на три части..."]. В загибающейся влево части был длинный, на
шестерых, стол со свечами и с фруктовой вазой посредине. Из открытой в
кухню двери шел аппетитный запах и доносилось скворчанье: Джулия Уид
готовила вкусно. Центром средней, самой большой, части служил камин.
Справа были книжные полки и рояль.
Комната блистала чистотой и спокойным порядком, ив окна, выходящие на
запад, еще тек ясный свет предосеннего солнца, прозрачный, как вода. Ничто
тут не было в забросе, глянец лежал на всем. На столике здесь не
наткнешься на жестяную коробку с тугой крышкой, где внутри вместо сигарет
- старая пуговица и потускневшая монетка. В камине не увидишь вчерашней
золы, На рояле стояли розы, отражаясь в лакированной широкой крышке; на
пюпитре - альбом шубертовских вальсов. Луиза Уид, девятилетняя хорошенькая
девочка, смотрела в закатное окно. Ее меньший брат Генри стоял рядом.
Самый же младший, Тоби, присел у каминного ящика для дров и разглядывал на
его отполированной меди выпуклые фигуры католических монахов, пьющих пиво.
Франсис снял шляпу, положил газету, не то чтобы он сознательно любовался
этой сценой - углубляться в созерцание он не привык. Здесь было его
гнездо, родное, созданное им, и он возвращался сюда с тем чувством
облегчения и обновления сил, с каким всякое живое существо возвращается к
себе домой.
- Привет, ребята, - сказал он. - Самолет, на котором я...
Девять вечеров из десяти ребята встречают отца радостно; однако сегодня
они перессорились...
