Однако же и после присоединения к России силой оружия с краем этим вовсе не обращались, как с завоеванным. На всем пространстве нашей обширной импер..
- Уррра!!! - Занявший первое место провозглашается гением, шестое место - идиотом!..
Малверн закрыл входную дверь, оглядел номер,затем вернулся в прихожую, поднял с пола семизарядный автоматическийпистолет 22-го калибра с костяной ручкой, который тускло мерцал на фонеплинтуса...
Здесь это
каждодневная практика. Мы требуем всего лишь, чтобы вы сотрудничали с нами.
Сестра?
- Все еще отрицательная.
- Так. Теперь давайте-ка бросим заниматься ерундой. У меня совершенно
нормальное женское тело. Закройте глаза и используйте его по назначению.
Ее голос и взгляд казались теперь голосом и взглядом нянюшки - нянюшки
старой школы, - уговаривающей упирающегося ребенка отправить наконец
естественные надобности.
- Но зачем?
- И будьте так добры, не задавайте бессмысленных вопросов.
Она отворачивается и смотрит теперь на стену за его головой, исключая
дальнейшую дискуссию. Наконец он закрывает глаза и, подняв руки, осторожно
кладет ладони на склоненные над ним груди. Он не ласкает их, просто не
убирает рук. Груди теплы и упруги, они приятно наполняют чаши ладоней; и он
ощущает слабый смолистый аромат, словно аромат цветущего мирта; несомненно,
это запах антисептического мыла, которым она пользуется. Однако гораздо
острее, чем женственность доктора Дельфи, он чувствует нарастающий в нем
гнев. Ведь он сумел понять хотя бы то, что недавно, по-видимому, перенес
тяжелейшую травму и его мозг, очевидно, находится в таком состоянии, что
особенно легко уязвим, а эти две женщины не только беспардонно пользуются
его слабостью, тем, что он еще не вполне оправился от наркоза, но (что
гораздо хуже!) совершенно не принимают в расчет те моральные устои, которых
он, по всей вероятности, придерживается.
К своему ужасу - ведь сестра Кори так и не прекратила своих усилий, -
он чувствует начинающуюся эрекцию. Может быть, сестра молча сделала врачу
какой-то знак, потому что та заговорила чуть менее едким тоном, - так,
пожалуй, мог бы говорить какой-нибудь министр туризма, принимающий делегацию
представителей иностранных туристических фирм, заучивший оптимистический
текст, составленный для него чиновником, который никогда и в глаза не видел
ни одного живого представителя зарубежной фирмы.
- А теперь я предлагаю вам исследовать другие ареалы моего тела.
Это было уж слишком. Его руки снова упали на подушку. Впрочем, веки он
так и не открыл.
- Это неприлично.
Доктор Дельфи молчит с минуту, потом, являя гораздо менее приятные
аспекты ее более высокого интеллектуального и социального происхождения,
произносит резко и холодно:
- Если хотите знать, мистер Грин, утрата памяти у вас вполне может быть
отчасти связана с подсознательным желанием ласкать незнакомое женское тело.
Он возмущенно открывает глаза:
- Это совершенно необоснованное заключение.
...
Они еще
не окончательно исчезли, но с каждым днем их становится все меньше и
меньше.
Небу известно, что нам предстоит немало поработать в области воспитания,
но
за последние годы были достигнуты большие успехи и предоставлены
средства
для усовершенствования в этой области.
Сейчас я не могу припомнить, каким образом дошли до меня
слухи об
йоркширских школах в ту пору, когда я был довольно болезненным
ребенком,
проводил время в уединенных уголках близ Рочестерского замка и голова
у меня
была забита Партриджем, Стрэпом, Томом Пайпсом* и Санчо Пансой. Но я
помню,
что именно в то время составилось первое мое представление о них и
что оно
было как-то связано с гноящимся нарывом, с которым вернулся домой
какой-то
мальчик, потому что его йоркширский наставник, философ и друг вскрыл
нарыв
перочинным ножом, запачканным чернилами. Как бы ни создалось
это
представление, оно не покидало меня никогда. Я иногда
интересовался
йоркширскими школами, впоследствии много раз получал о них новые
сведения и,
наконец, приобретя читателей, решил написать о них.
С этим намерением, прежде чем начать эту книгу, я поехал в
Йоркшир, в
очень суровую зимнюю пору, которая довольно точно здесь описана. Так
как я
хотел повидать двух-трех школьных учителей, а меня предупредили, что
они, по
скромности своей, могут испугаться визита автора "Записок
Пиквикского
клуба", я посоветовался с одним приятелем*, у которого были
знакомые в
Йоркшире, и с его помощью пошел на обман с благою целью. Он
дал мне
несколько рекомендательных писем, но не на мое имя, а на имя одного
из моих
дорожных спутников. В них упоминалось о некоем несуществующем
мальчике,
оставшемся у матери-вдовы, которая не знает, что с ним делать.
Бедная леди,
воззвав к запоздалому состраданию родни, решила послать его в
йоркширскую
школу...
