При чтении сохранялась полная неподвижность шеи и всего стана. Чтение Иннокентия Федоровича приближалось к типу актерского чтения. Манера чтения была с..
Разница в степени признания тут ни причем: я влюблен во всех этих славных серебряно-вековых ребятишек, от позднегоФета до раннего Маяковского, решительно во все..
- Их оставил нам предыдущий пациент. Джентльмен из
Ирландии. Мы подумали, они несколько оживят обстановку.
- Но они ужасны.
- Они не будут вас беспокоить. Мы отсоединили ударный механизм. Они
больше не кукуют.
Он не отводил взгляда от кошмарных часов, от их безумно перегруженного
циферблата, цепей и гирь, напоминающих выпавшие внутренности. Они его очень
беспокоили, символизируя что-то, чего он боялся, хотя и не мог сказать
почему; они были аномалией, неуместным напоминанием обо всем, чего он не мог
вспомнить.
- А он вылечился?
- Его случай был очень сложным.
Он поворачивает голову и снова смотрит на врача:
- Не вылечился?
- Я расскажу вам о нем, когда вы почувствуете себя лучше.
Он пытается переварить сказанное:
- А это не...
- "Не" - что?
- Сумасшедшие?
- Господи, конечно нет! Вы так же разумны, как и я. Возможно, даже
больше, чем я.
Теперь она садится на край кровати, скрестив на груди руки,
поворачивается к нему лицом, и они ждут, чтобы кто-то явился на звонок. В
верхнем кармане ее халата - две ручки и футляр от термометра. Темные волосы
стянуты в строгий узел на затылке, лицо не подкрашено, однако в нем заметна
какая-то элегантность, что-то классическое, средиземноморское. Чистая,
гладкая кожа, за ее бледностью чувствуется теплота, возможно, тут есть
частица итальянской крови; впрочем, нельзя сказать, что она не типичная
англичанка: манера поведения выдает прекрасное воспитание и происхождение,
может быть даже высокое; она похожа на молодую женщину, чей интеллект
потребовал, чтобы она выбрала себе серьезное занятие, а не проводила дни в
праздности. А может быть даже, подумал он, она еврейка, отпрыск одного из
тех выдающихся семейств, что с давних пор сочетают крупные капиталы с
глубокой ученостью и служением обществу... тут он удивился, как это он
вообще оказался способен подумать об этом. Она протягивает руку и гладит его
бок - старается приободрить:
- С вами все будет в порядке. У нас бывали случаи и похуже.
- Я будто снова стал ребенком.
- Я знаю. Лечение может сразу не дать результатов. Мы оба должны
проявить терпение. - Она улыбается. - Взаимопомощь, так сказать. - Она
поднимается и снова нажимает кнопку звонка у кровати, потом опять садится.
- А где мы?
- В Центральной.
... На
всех троих болтались грязные лохмотья, на головах - ветхие бейсбольные
шапочки с длинными козырьками. Шли они совершенно молча, с закрытыми
глазами, и об их появлении свидетельствовало только постукивание палок. В
самом Кингстоне, где на каждом шагу попадаются нищие и калеки, на них,
несомненно, не обратили бы никакого внимания. Но на элегантной пустынной
Ричмонд-роуд вид этих мужчин вызывал какое-то болезненное, неприятное
ощущение. Не каждый день увидишь полунегров-полукитайцев: смешение этих
кровей встречается нечасто.
А в это время в зале для игр заканчивалась очередная партия. Загорелая
рука Джона Стренжвейза бросила последние карты.
- Сто, - сообщил он. - И девяносто снизу.
Он взглянул на часы и встал.
- Я вернусь через двадцать минут. Закажите выпить, Билл. Я плачу. Для
меня все, как обычно. И не пытайтесь тут без меня жульничать. У меня на
такие вещи нюх.
Билл Темплар, генерал, звучно рассмеялся. - Хорошо-хорошо, только не
задерживайтесь. С вашей стороны шикарно - бросить карты, когда партнеры в
выигрыше.
Стренжвейз был уже у дверей. Вошел негр-официант. Игроки заказали
выпивку, в том числе виски с содовой для Стренжвейза. Это повторялось
каждый вечер. Ровно в 6:15 Стренжвейз извинялся и вставал, даже если
партия была в самом разгаре. Ему необходимо срочно позвонить в свою
контору. Стренжвейз был отличным малым и достойным соперником, поэтому его
партнерам волей-неволей приходилось терпеть этот ежедневный короткий
перерыв в игре. Стренжвейз не давал никаких объяснений на этот счет.
Впрочем, его друзья, хорошо знавшие жизнь, не отличались чрезмерным
любопытством. Стренжвейз редко отсутствовал больше двадцати минут, и стало
уже ритуалом, что в виде извинения он оплачивает выпивку.
Сидя за столиком для бриджа в ожидании Стренжвейза, игроки с увлечением
заговорили о скачках.
На самом деле, эта отлучка была для Стренжвейза самым важным моментом
за весь день...
