- Она наблюдает за ним.
Он качает головой. Она опускает глаза, с минуту молчит, потом смотрит
на него; в глазах мелькает уже знакомая ирония - готовится новый тест. - Я
здесь затем, чтобы заставить вашу память снова функционировать. Ну-ка,
пошарьте в ней! Все знают, что такое Центральная.
Он шарит; потом каким-то странным образом до него доходит, что это -
пустая трата времени и что гораздо мудрее будет даже и не пытаться. Было
вовсе не так уж неприятно - после первого потрясения - сознавать, что ты
напрочь отрезан от того, чем был или мог быть; от тебя ничего не ждут, ты
освободился от ноши, о которой раньше вроде бы и не помнил, однако теперь,
когда ее не стало, понял, что она была, эта тяжесть, которой никогда раньше
не замечал, но теперь всем своим психологическим хребтом ощутил огромное
облегчение. А более всего ощущение отдыха и покоя возникало от сознания, что
он попал в руки этой спокойной и компетентной женщины, доверен ее заботам.
Из расходящихся уголком лацканов белого халата виднелась стройная шея и
нежное горло.
- Хочется взглянуть на свое лицо.
- Пока что я ваше зеркало.
Он вглядывается в это зеркало: ничего определенного в нем не
разглядеть.
- Со мной случилось несчастье?
- Боюсь, что да. Вас превратили в жабу.
Очень медленно, разглядев что-то в ее глазах, он соображает, что его
пытаются шуткой отвлечь от тревожных мыслей. Ему удается слабо улыбнуться.
Она говорит:
- Вот так-то лучше.
- А вы знаете, кто я был?
- Кто я есть.
- Есть.
-Да.
Он ждет продолжения. Но она смотрит на него и молчит: еще один тест.
- Вы мне не скажете?
- Это вы мне скажете. Скоро. На днях.
Он молчит: минуту, две...
- Я думаю, вы...
- Я - что?
- Ну, знаете... кушетки...
- Психиатр?
- Вот-вот.
- Невропатолог. Нарушение функций мозга. Моя специальность -
мнемонология.
- Что это?
- Как память работает.
- Или не работает.
- Иногда. Временно.
Узел ее волос завязан у затылка тоненьким шарфиком - единственная
женственная деталь в ее одежде.
... От этой мысли и от
сладковатого запаха кофейного кольца на душе у Блейка стало веселее.
Нелепо думать, что на тебя могут напасть на многолюдной улице. Она глупа,
сентиментальна и, наверно, одинока - только и всего. А он лицо
незначительное, с какой стати его должны преследовать? Никаких военных
секретов он не знает. И бумаги в его портфеле не имеют ничего общего ни с
вопросами войны и мира, ни с торговлей наркотиками, ни с водородной
бомбой, ни с прочими международными фокусами, с которыми в его
представлении связаны погони, мокрые тротуары, мужчины в теплых
полупальто. Вдруг он заметил вход в мужской бар. До чего же все просто!
Блейк заказал коктейль "Гибсон" и примостился между двумя мужчинами
так, чтобы она не могла увидеть его в окно. Бар был полон обитателей
пригородов, которые зашли сюда выпить по рюмочке перед дорогой домой. От
их одежды, обуви, зонтов резко и неприятно пахло мокрой пылью, но Блейк
уже расслабился, стоило ему только глотнуть "Гибсона" и вглядеться в
простые, по большей части немолодые лица, озабоченные - если этих людей
вообще что-то заботило - ростом налогов да еще тем, кто станет руководить
отделом сбыта. Блейк попытался вспомнить, как ее зовут: мисс Дент, мисс
Бент, мисс Лент, - и поразился, что не может вспомнить, а ведь он всегда
гордился своей обширной цепкой памятью, и случилось-то это всего полгода
назад.
Ее прислала Блейку администрация - он искал секретаршу. Она была
стройная, застенчивая, но, пожалуй, слишком угрюмая для своих лет - ей
было чуть больше двадцати. В простеньком платье, худощавая, в
перекрученных чулках, но с таким мягким голосом, что Блейк решил ее
попробовать. Она проработала всего несколько дней, когда призналась ему,
что до этого восемь месяцев пролежала в больнице и потом ей очень трудно
было найти работу, вот почему она страшно ему благодарна. Волосы и глаза у
нее были темные, и всегда после ее ухода у Блейка оставалось приятное
воспоминание о чем-то в темных тонах. Со временем он понял, что она очень
впечатлительна и потому одинока...
