Людям из племени Зогар можноверить. И скрылась, подобострастная, с успокоительнымподмигива..
Вызовите, пожалуйста, нам на следующей станции врача.Все! Она идет в радиоузел -- она обязана, -- вызывает по рации санслужбу, ина следующей станции...
- Чего вы приморцев не держали? Небось в тылу сидят, одеты и обуты... Одних штабов, как собак, расплодилось... - Верно, Кирюха...
На концах шарфика узор- мелкие розы
перемежаются россыпью овальных листьев: черное на белом.
- Я не знаю, как вас зовут.
Сидя на краю кровати, она поворачивается к нему всем корпусом,
приподнимает большим пальцем лацкан халата. На лацкане - именная планка:
"Доктор А. Дельфи". Но тут, будто даже эта бюрократическая мелочь,
касающаяся ее персоны, кажется ей нарушением строгих клинических правил, она
поднимается на ноги.
- Да где же эта сестра, наконец?
Она идет к двери и выглядывает в коридор, - видимо, напрасно, потому
что снова возвращается к кровати и нажимает кнопку звонка - теперь звонит
долго и настойчиво. Смотрит вниз, на него, с печальной иронией сжав губы:
дает понять, что не он причина ее раздражения.
- Я давно здесь?
- Всего несколько страниц.
- Страниц?
Она скрестила руки на груди и снова - иронический вопрос в ее
внимательно следящих за ним глазах.
- А что я должна была сказать?
- Дней?
Она улыбается более открыто:
- Отлично.
- А зачем вы сказали "страниц"?
- Вы утратили идентичность, мистер Грин. Я должна работать с вами,
основываясь на вашем собственном чувстве реального. А оно, кажется, в полном
порядке.
- Будто багаж потерял.
- Лучше багаж, чем руки-ноги. Так считается.
Он рассматривает потолок, пытаясь изо всех сил вновь обрести прошлое,
место в пространстве, цель.
- Наверное, я пытаюсь от чего-то уйти?
- Возможно. Потому-то мы здесь, с вами. Помочь вам просечь то, что
позади. - Она касается его обнаженного плеча. - Но сейчас самое важное - не
волноваться. Просто отдыхайте.
Она снова направляется к двери. За дверью - странная тьма, он ничего не
может разглядеть. Он снова смотрит в потолок, на этот неглубокий купол, на
целый лес нависших над ним бутонов, каждый из которых завершается пуговкой.
Серого цвета, они все равно походили на груди: ряд за рядом эти юные девичьи
груди образовывали над ним полог из нежных округлостей, увенчанных сосками.
Ему захотелось указать на это доктору, но она по-прежнему ждала у открытой
двери, а потом какой-то инстинкт подсказал ему, что такое он не может
сказать женщине-врачу. Это слишком личное, каприз восприятия, это может ее
оскорбить.
Наконец врач оборачивается.
...
Но, к величайшему удивлению, нагоняя он не получил и врать ему не
пришлось.
Мать почти не обратила на него внимания, несмотря на то, что Димка чуть
не столкнулся с ней у крыльца. Бабка звенела ключами, вынимая зачем-то
старый пиджак и штаны из чулана. Топ старательно копал щепкой ямку в куче
глины.
Кто-то тихонько дернул сзади Димку за штанину. Обернулся - и увидел
печально посматривающего мохнатого Шмеля.
- Ты что, дурак? - ласково спросил он и вдруг заметил, что у собачонки
рассечена чем-то губа.
- Мам! Кто это? - гневно спросил Димка.
- Ах, отстань! - досадливо ответила та, отворачиваясь. - Что я,
присматривалась, что ли?
Но Димка почувствовал, что она говорит неправду.
- Это дядя сапогом двинул, - пояснил Топ.
- Какой еще дядя?
- Дядя... серый... он у нас в хате сидит.
Выругавши "серого дядю", Димка отворил дверь. На кровати он увидел
валявшегося в солдатской гимнастерке здорового детину. Рядом на лавке лежала
казенная серая шинель.
- Головень! - удивился Димка. - Ты откуда?
- Оттуда, - последовал короткий ответ.
- Ты зачем Шмеля ударил?
- Какого еще Шмеля?
- Собаку мою...
- Пусть не гавкает. А то я ей и вовсе башку сверну.
- Чтоб тебе самому кто-нибудь свернул! - с сердцем ответил Димка и
шмыгнул за печку, потому что рука Головня потянулась к валявшемуся тяжелому
сапогу.
Димка никак не мог понять, откуда взялся Головень. Совсем еще недавно
забрали его красные в солдаты, а теперь он уже опять дома...
