От этой мысли и отсладковатого запаха кофейного кольца на душе у Блейка стало веселее.Нелепо думать, что на тебя могут напасть на многолюдной улице...
Я вон один раз, помню, полез было... -- А что, он тебе не глянется? -- Кто? -- Кто-кто!...
Казалось, он толкает меня в живот каким-то мягкимпредметом. Я ощущал себя так, словно мне вот-вот станет плохо, но затем онотвернул голову в сторону, и я восстановил свое хорошее самочувствие...
Эта книга - вовсе не биографическое повествование о той второй женщине,
хотя заканчивается моя история именно в ту пору, которая считается датой
ее рождения, и как раз в тех местах, где она родилась. Я дал
новорожденному младенцу имя этой исторической личности; и все же не стоит
считать мою книгу историческим романом. Это - "фантазия".
Джон Фаулз. 1985 г.
* * *
Последний день далекого от нас апреля. По глухой пустоши на юго-западе
Англии продвигается цепочка всадников. На эту угрюмую возвышенность весна
еще не добралась, небо затянуто беспросветной хмурью, и от спутников веет
гнетущей тоской, понятной всякому, кто совершал путешествия в это унылое
время года. Торфяник, через который пролегает тропинка, ощетинился
мертвыми стеблями вереска. Поодаль пустошь круто обрывается, и внизу
открывается долина, сплошь поросшая лесом; листья на деревьях еще не
начали распускаться. Дальше местность теряется в сизом тумане, цвет
которого под стать неярким одеждам путников. Воздух застыл в томительном
безветрии. Только далеко на западе в небе сияет тонкая желтая полоска,
внушая надежду на перемену погоды.
Во главе безмолвной кавалькады мужчина лет под тридцать. На нем
темно-коричневый сюртук, сапоги и треуголка с заломленными краями,
обшитыми неброской серебристой тесьмой. Панталоны всадника и ноги его
гнедого коня запачканы грязью, грязь и на одежде его спутников: как видно,
путь их сегодня лежал через болотистые места. Всадник слегка ссутулился,
отпустил поводья и невидящими глазами смотрит на тропинку. За ним на
гладкой приземистой лошадке едет мужчина постарше. Он одет в серый сюртук
и черную шляпу - проще, чем у первого. Этот второй ездок тоже не глядит по
сторонам; дав своей смирной лошадке полную волю, он уткнулся в маленькую
книжицу, которую держит в свободной руке. Следом выступает крепкий,
выносливый жеребец, на него взгромоздилось сразу двое ездоков. На одном -
кожаные штаны и куртка поверх короткого камзола из плотной ткани; голова
его непокрыта, длинные волосы сзади завязаны в узел. Правой рукой он
поддерживает молодую женщину, которая сидит на коне боком, прислонившись к
груди спутника. Она кутается в коричневую епанчу с капюшоном, из-под
епанчи видны только глаза и нос. Жеребец тащит за собой в поводу вьючную
лошадь. Поклажа - свертки и узлы - кучей уложена на деревянной раме под
веревочной сеткой; с одного бока к раме приторочен кожаный дорожный баул,
с другого - деревянный сундучок с медными наугольниками.
... - И без обеда,
бедняжка. Мне показалось, что вы какой-то угрюмый здесь стоите, - она
перевела взгляд на матросов, вручную отводивших подвешенный контейнер на
предназначенное ему место в трюме. - Ваши люди тоже что-то не проявляют
энтузиазма. Угрюмая компания.
Я мельком взглянул на своих подчиненных. Компания, действительно,
угрюмая.
- Не беспокойтесь, у них будет перерыв на обед. У ребят сплошные
неприятности. Там, в трюме, температура за сорок. Существует неписаный
закон: в тропиках днем команда в трюме не работает. И потом, они до сих
пор не могут смириться с ущербом. Не забывайте, что не прошло и трое суток
после свирепого обыска, устроенного таможней на Ямайке.
Таможня конфисковала у сорока с лишним членов экипажа двадцать пять
тысяч сигарет и свыше двухсот бутылок крепких напитков, которые следовало
перед заходом в воды Ямайки занести в таможенную подписку корабля. То, что
в нее не внесли бутылки, вполне объяснимо: команде строго-настрого
запрещено провозить алкоголь. Сигареты же не попали туда ввиду намерения
команды по обыкновению с немалой выгодой "толкнуть" питье и курево на
берегу. Беспошлинные "белые лошади", "черно-белые собаки" и "верблюды"
ходко шли у ямайских друзей животных, всегда готовых щедро вознаградить
матросов за умеренный риск, которому те себя подвергали. А тут вдруг
впервые за пять лет на вест-индских линиях "Кампари" был обшарен от киля
до клотика с безжалостной и неумолимой тщательностью. Это был черный день.
И нынешний не лучше. Утешения мисс Бересфорд, потрепавшей меня по
плечу и произнесшей несколько дежурных слов, которые слабо сочетались с
насмешливыми огоньками в ее глазах, до меня не доходили. Я уже заметил
спускавшегося по трапу с верхней палубы капитана Буллена. Мрачное
выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Подходя к мисс
Бересфорд, он героическим усилием изобразил на лице некое подобие улыбки и
ухитрился даже удержать эту гримасу две секунды - пока проходил мимо нее...
