тории, обучение Локхартапродвигалось обрывочно, но все же постоянно оказывалось достаточным длятого, чтобы отразить любую попытку местных школьных властей предоставить емуболее ..
Одно говорило в еепользу: она не была нахальной. Когда же я прибавил, что если она вернетсясюда минут пятнадцать - двадцать двенадцатого, то Вульф, возможно, приметее, она молча повернулась и пошла...
Не везет мне, не везет. Все такие, сударь, все такие, просто горе, и с чего это господь так немилостив к бедной женщине, у которой никого нет на свете, с чего это? &..
Вдруг из ниши в глинобитной опоре, которая поддерживала стену
покосившегося домика, выскочил парень в длинной рубахе распояской. Он
подлетел к военному, потрясая свернутой в кольцо лозиной, на которой
болтались убитые птицы. На лице парня играла плутоватая ухмылка не то
площадного шута, не то деревенского дурачка.
- Купите, сударь! Пенни за штуку, пенни за штуку!
Военный только отмахнулся. Парень отступил в сторонку, по-прежнему
протягивая всаднику свой товар. На прут были за шею нанизаны снегири с
коричневыми крылышками, черной как смоль головкой и малиновой грудкой. В
те годы приходские советы, можно сказать, объявили награду за голову
каждого снегиря - хотя платили, конечно, за их тушки.
- Куда, сударь, путь держите?
Всадник проехал еще два-три шага и бросил через плечо:
- Проведать блох на вашем паршивом постоялом дворе.
- По делу приехали?
Всадник опять помолчал и, не повернув головы, огрызнулся:
- Не твоя забота.
Ехавшая впереди телега свернула во двор кузницы, и кавалькада двинулась
бойчее. Ярдов через сто она оказалась на небольшой покатой площади,
мощенной темными каменными плитками. Солнце уже село, однако небо на
западе порядком расчистилось. В медвяно-золотом просвете розовели
волокнистые хлопья облаков, и темный полог туч над головой окрашивался где
в розоватые, где в аметистовые тона. Площадь окружали здания повыше и
позатейливее. Посреди площади красовался огромный навес: рынок. Массивные
дубовые столбы подпирали островерхую кровлю из каменных плиток. На площади
размещались мастерские портного, шорника, дубильщика, лавка зеленщика,
аптека, заведение цирюльника, которого по роду занятий можно считать
предшественником нынешних врачей. Вдалеке за навесом кучка людей украшала
лежавший на земле длинный шест: ему предстояло стать чем-то вроде
тотемного столба на завтрашнем празднике [празднование 1 мая в Англии (как
и во многих странах Европы) восходит еще ко временам язычества; центр
всего празднества - майский столб ("майское дерево"); празднование
сопровождалось избранием и коронацией "майской королевы"].
У передних столбов навеса детвора шумно забавлялась игрой наподобие
наших салок и в пелоту - прообраз современного бейсбола. То-то возмутились
бы поклонники бейсбола, если бы увидели, что среди игроков в пелоту
девчонок гораздо больше, чем ребят (и каково было бы их удивление, узнай
они, что наградой самому ловкому был не контракт на миллион долларов, а
всего лишь пудинг с пижмой). Парни постарше, а с ними и взрослые мужчины
по очереди метали узловатые палки из остролиста и боярышника в валявшуюся
на мостовой красную тряпицу, набитую соломой; несуразная потрепанная
мишень отдаленно походила на птицу.
...
Мать спросила:
-- О чем ты плачешь?
И мальчик, всхлипывая, сказал:
-- Мама, когда мы были в Казани, я сказал тете Ане неправду. Я сказал,
что это не я разбил графин, а это я разбил графин.
Мама стала утешать мальчика.
Она сказала:
-- Ну это ничего. Не плачь. Я напишу тете Ане письмо. И она, наверно,
тебя простит.
Мальчик, всхлипывая, сказал:
-- Ты непременно напиши письмо тете Ане. Напиши, что это я разбил.
Мама снова стала утешать его. И тогда мальчик успокоился и заснул.
Целуя и закрывая одеялом своего маленького сына, мать подумала:
.
На другой день мама написала тете Ане письмо. И вскоре тетя Аня
ответила, что она вовсе не сердится на милого племянника и снова ждет его к
себе в гости.
СЕРЕНЬКИЙ КОЗЛИК
Когда Ленин был маленький, он почти ничего не боялся.
Он смело входил в темную комнату. Не плакал, когда рассказывали
страшные сказки. И вообще он почти никогда не плакал.
А его младший брат Митя тоже был очень хороший и добрый мальчик. Но
только он был очень уж жалостливый.
Кто-нибудь запоет грустную песню, и Митя в три ручья плачет.
Особенно он горько плакал, когда дети пели .
Многие дети знают эту песенку:
Жил-был у бабушки серенький козлик,
Вот как, вот как, серенький козлик...
