По записке видно, что Хопкинс сильно взволнован, а он не тотчеловек, которого легко взволновать. Да, я думаю, что это..
Кан скрестил руки и откинулся на спинку скамьи. Его энергичное лицо скрупным, красиво очерченным носом, выдававшим еврейское происхождение, былоугрюмо...
- Охотник за головами? - машинально повторил Майкл и присвистнул. - Мы нашли ящик, - продолжал Стэнс. - В ящике лежала гол..
Путников это зрелище ничуть не
удивило: горожане упражнялись, готовясь к завтрашнему состязанию -
старинной благородной забаве, известной по всей Англии. Цель этого
состязания, которое называлось "битье кочета", состояла в том, чтобы
насмерть забить петуха, швыряя в него дубинки со свинцовыми
набалдашниками. Обычно кочета забивали на Масленицу, но уж больно
полюбилась эта забава девонширскому простонародью - ведь вон и помещики
уважали петушиные бои, - поэтому состязание стали проводить и в другие
праздники. Пройдет несколько часов - и вместо красного чучелка у навеса
одну за одной начнут привязывать перепуганных птиц, и на каменную мостовую
брызнет кровь. Такое жестокосердие к животным доказывало истинно
христианские чувства человека XVIII столетия. Ибо кто как не богопротивный
петух троекратным криком приветствовал отречение апостола Петра? А значит,
что может быть благочестивее, чем вышибить дух из какого-нибудь петушиного
отродья?
Джентльмены придержали коней, словно пришли в некоторое замешательство,
неожиданно оказавшись на широкой площади перед оживленной толпой. Петушьи
супостаты оставили свое занятие, дети оторвались от игры. Молодой
джентльмен обернулся к военному, тот указал на северную сторону площади,
где стояло ветхое каменное здание. На вывеске над дверьми был грубо
намалеван черный олень, арка рядом с домом вела на конный двор.
Цокая копытами, кони двинулись через площадь. Майский шест был забыт;
предвкушая более занятное зрелище, люди на площади присоединились к кучке
зевак, которая сопровождала кавалькаду еще на улицах. У постоялого двора
странников дожидалась толпа человек в семьдесят - восемьдесят. Всадники
остановились. Молодой джентльмен учтивым жестом предложил старшему
спутнику спешиться первым. Из дверей выскочил румяный пузатенький хозяин,
за ним горничная и трактирный слуга. К гостям торопливо подковылял конюх.
Он взял под уздцы коня пожилого джентльмена, который неловко слезал с
седла. Молодой человек последовал его примеру - его коня придержал
трактирный слуга. Хозяин постоялого двора отвесил поклон.
- Милости просим, судари мои. Позвольте представиться: Пуддикумб.
Хорошо ли изволили доехать?
Пожилой джентльмен ответил на вопрос и в свою очередь спросил:
- Все готово?
- Все, как ваш человек наказывал. Точка в точку.
- Тогда покажите нам наши комнаты. Мы изрядно утомились.
Хозяин, пятясь, повел гостей в дом. Однако молодой человек задержался и
проводил взглядом остальных троих спутников, въезжавших прямо на конный
двор. Пожилой джентльмен пристально посмотрел на него, покосился на толпу
любопытных и не без раздражения отчеканил:
- Пойдем, племянник. Довольно нам быть средоточием взоров посреди
пустыни.
...Сомнение в избранном пути превращало в пытку всю мою жизнь. Что
сказать тебе? Любой выбор, если вдуматься, ужасен: ужасна свобода, которая
совсем не связана с долгом. Это дорога, которую приходится выбирать в
совершенно незнакомой стране, где каждый делает собственное открытие, и,
запомни это хорошенько, делает его только для себя; так что самый неясный
след в самом глухом уголке Африки кажется все-таки менее сомнительным...
Тенистые рощи завлекают нас, миражи дразнят водой, еще более иссушая... Но
вскоре воды потекут там, где их заставят течь наши желания; ибо эта страна
обретает очертания лишь по мере нашего приближения к ней, и пейзаж вокруг,
пока мы движемся вперед, мало-помалу упорядочивается; и мы не различаем,
чтґо за горизонтом; но даже то, что рядом с нами, - не более чем
последовательность и изменчивая видимость.
Но к чему сравнения, когда предмет столь серьезен? Мы все уверены, что
непременно обретем Бога. Увы, пытаясь найти Его, мы не знаем, куда нам
обращать свои молитвы. Говорят, что Он везде, повсюду, Невидимый, и
преклоняют колени наудачу.
И ты, Натанаэль, уподобишься тому, кто пойдет за светом, который сам же
держит в руке.
Куда бы ты ни пошел, ты можешь встретить только Бога.
- Бог, - говорил Менальк, - то, что перед нами.
Натанаэль, ты увидишь в пути все, но не остановишься нигде. Скажи себе,
что Бог - единственное, что не может быть преходящим.
Пусть значение будет в твоем взгляде, а не в рассматриваемом предмете.
Все эти различные познания, которые ты хранишь в себе, останутся
отличными от тебя, пока не обветшают от времени. Зачем ты придаешь им такую
цену?
Есть польза в желаниях и польза в пресыщении ими - поскольку при этом
они лишь возрастают. Ибо, я говорю тебе это всерьез, Натанаэль, каждое
желание делало меня более богатым, чем обладание, всегда ложное, предметом
моего желания...
