Больше Марфа никогда не касалась балалайки. Но за Антипомследила внимательно: не засиживалась у соседей подолгу, вообще старалась неотлучаться из дому...
Ничто теперь уже не диво: ..
Вы не могли содержать ее. Ей нужна была сиделка. А вы получаете скромное жалование. В конечном счете у нас ей жилось неплохо...
Весь
вид подобных городков - тесные улицы и закоулки, тюдоровские особняки и
бесхитростные домишки со множеством надворных построек - все это по тем
временам отдавало первобытным варварством, внушало те же чувства, какие мы
сейчас испытываем в диких чужих краях - в африканской деревне, на арабском
базаре.
Случись нашему современнику попасть в то время и взглянуть на городок
глазами кого-нибудь из двух высокородных путешественников, въезжавших на
окраину, он бы решил, что ветры истории сменились безветрием и он застрял
в каком-то медвежьем углу, в эпохе глухого безвременья. Кажется, сама муза
истории Клио остановила здесь свой бег и, почесывая взлохмаченную голову,
раздумывает, куда же, черт возьми, теперь податься. Этот год, этот день -
последний день апреля - стал точкой во времени, равно отстоящей и от 1689
года, самого разгара Английской революции, и от 1789 года, начала
революции Французской, мертвой точкой солнцестояния, застоем, который и
сегодня предрекают те, кто рассматривает историческое развитие как
колебание между идеалами эти двух великих революций. Страна изжила
исступленный радикализм предшествующего века, но в затишье уже зрели зерна
грядущих мировых потрясений (и кто знает, не стал ли таким зерном фартинг,
брошенный пастушатам, или рассыпавшийся пучок фиалок). Англия, разумеется,
предалась любимому с незапамятных времен занятию: англичане замыкались в
себе, и объединяло их лишь одно - застарелая ненависть ко всяким
переменам.
Впрочем, как нередко бывает в подобные эпохи при всей их внешней
косности, шести миллионам англичан, даже простонародью, жилось не так уж
плохо. Пусть маленькие попрошайки, которые повстречались путникам, и
ходили в латаных-перелатанных обносках, зато с голоду они явно не умирали.
Заработная плата рабочих еще никогда не достигала такого высокого уровня,
как в те годы, вновь поднять ее до этого уровня удалось лишь два века
спустя. Графство Девоншир, где происходили описываемые события,
благоденствовало, признаки упадка еще только начинали обозначаться. Целых
пять столетий процветание, если не существование городов, деревень, портов
и морской торговли Девоншира зависело от одного товара - шерсти. Однако за
каких-нибудь семьдесят лет положение изменилось: промысел этот стал
сокращаться, а потом и вовсе заглох. Англичане начали отдавать
предпочтение более легким тканям, производством которых прославились более
предприимчивые северные графства. И все же в ту пору пол-Европы и даже
Американские колонии и Российская Империя рядились в платья из
"девонширской дюжины" - так называли произведенную в графстве саржу или
перпетуану, поскольку продавалась она обычно рулонами по двенадцать ярдов
в каждом.
В городе К. этот промысел проник едва ли ни в каждый домишко с
соломенной кровлей. Достаточно было заглянуть в любую открытую дверь, в
любое распахнутое окно: пряли женщины, пряли мужчины, пряли дети.
